Дракон, Обезьяна и прочие-18
Feb. 5th, 2013 10:08 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
jaerraethБаллада о маленьких радостях жизни
Во время осады Одавара пришли как-то к господину регенту Токугава Иэясу и Ода Нобукацу. Пришли, поговорили, выходят, идут по узкому такому коридору обратно в лагерь - и тут сзади крик. Оборачиваются, а за ними несется сам господин регент, Тоётоми, значит, Хидеёши, со здоровенным кавалерийским копьем наперевес - и Иэясу по имени выкликает.
Ода Нобукацу так этим зрелищем проникся, что из коридора просто... делся. Только что был, сейчас уже нету, а есть где-то снаружи. Телепортация на пересеченной местности. У Иэясу для телепортации габариты были не вполне подходящие, так что он опустился на пол, руку с ножнами влево отвел - очень почтительная поза, а что бить из нее удобно, так это, сами понимаете, совпадение.
Хидэёши набежал, копье тупым концом вперед повернул, говорит:
- Совсем забыл, смотри - какая работа хорошая, тебе хотел подарить. Правда, красивое?
- Красивое, - согласился Иэясу, - спасибо большое.
Подарок с удовольствием прибрал и прямо сам и унес - через плечи.
А над Нобукацу регент больше шуток не шутил. Никакого ж удовольствия.
Баллада о трех несостоявшихся кампаниях, противопожарной безопасности и неприкладной кулинарии
Часть первая, загадочная
В 1616 году между сёгунатом и Сэндаем пробежало чрезвычайно крупное животное неизвестной породы. За полтора года до того – первая осада Осаки, Датэ – ценнейший и любимейший союзник Токугава, его старшему сыну – ненаследному - дарят собственное владение с токугавьего плеча, то есть дают возможность основать новый владетельный род. За год до того – вторая осада Осаки, благорастворение. А в 1616 – полный поворот кругом.
Откуда мы знаем, что он наступил, и когда наступил? А просто в городе Хирадо, что на островке на западном побережье Кюсю, самого южного из больших японских островов, в Английском Доме сидит глава миссии ОИК (достопочтенной Ост-Индской Компании) Ричард Кокс и добросовестно ведет дневник.
В дневник он записывает все торговые операции, все полученные и отправленные подарки, все взятки (потому что отчетность же), все мелкие и крупные ежедневные дела - и конечно все новости, потому что они непосредственно сказываются на финансовом положении компании.
Пишет он на том чудовищном английском, на котором и вела документацию купеческо-пиратская эта организация. Вдобавок, в его случае, язык этот отягощен вкраплениями транслитерированных японских, португальских и невесть каких слов, периодически совокупляющихся друг с другом. Воспроизвести этот бульон в момент зарождения жизни затруднительно, поэтому представляем вам подстрочник.
Случай первый.
"Февраль 29, 1616
Я написал письмо господину Итону, что пришли новости, что похоже, что будет война между Императором [имеется в виду Токугава Иэясу] и его сыном Калса-сама [Мацудайрой Тадатэру, шестым сыном Иэясу], какового поддерживает его тесть Масамунэ-доно, из-за того, что Император не отдал сыну крепость и земли Осаки, как обещал отдать, если будут они добыты. Я порекомендовал ему, если будет похоже, что война случится, уехать и забрать с собой деньги и все прочее перевести в деньги, если будет на то возможность."
Как мы, однако, знаем, никакой войны весной 1616, тем не менее, не случилось. Господин дракон мирно ездил в старую столицу, в новую столицу, в замок Сумпу (он же Сидзуока), где квартировал господин сёгун-на-пенсии, Токугава Иэясу, стихи для оного сёгуна писал и чайник предсмертный получил в подарок.
Тем не менее, это что же в стране происходит, если такой слух - а Кокс далеко не все слухи принимал всерьез - в таком виде доходит до Хирадо, то есть, через пол-Японии?
Возможно, тогда столкновение не состоялось, потому что Токугава Иэясу был при смерти – но на этом дело не закончилось.
Случай второй.
"Август 18, 1616
Здесь [в Араи] мы услыхали новости, что Калса-сама вспорол себе живот, ибо был признан виновным в измене против отца и брата и желании истребить их и и утвердить Фидаи-сама, врага [Тоётоми Хидеёри, к тому времени уже год как покойного]. Думают, что это дорого обойдется его тестю, Масамунэ-доно, и всюду слышны речи, что иезуиты и прочие падре и есть поджигатели этого раздора, подстрекающие детей восстать на родителей, а подданых на их природных господ."
Ну, допустим, Мацудайра Тадатэру и не думал кончать с собой, а пережил всю родню и умер в очень преклонном возрасте, пусть и в ссылке. Однако, его и в самом деле обвиняли в сговоре с христианами – и если вспомнить, что север Японии вообще, а Сэндай в очень громкой частности, принимал беженцев-христиан буквально с распростертыми обьятиями, то возможно, не так уж и зря обвиняли. (Пожалуй, самый интересный момент в деле Тадатэру – то, что _в 1984_ году тогдашний глава дома Токугава громко и демонстративно его помиловал. Не реабилитировал, а помиловал, 350 с лишним лет спустя этот вопрос в семействе все еще считали важным.)
Городок же Араи находится в непосредственной близости от Сумпу, бывшей резиденции недавно умершего Иэясу. Кокс сотоварищи проехал его, направляясь в Эдо, на встречу с действующим сёгуном, Токугавой Хидэтадой. Таким образом, подобранный слух по происхождению – уже столичный, и на следующий день частично подтвердится.
"Август 19, 1616
Здесь [в Митакэ] мы услышали, что Калса-сама проедет здесь завтра по дороге в церковь под названием Койе, что около Мияко [Киото]; одни говорят - чтобы взрезать себе живот, другие - чтобы обрить голову и быть там монахом до конца его дней. Всех его людей отобрали у него и дали ему охрану из людей императора его брата. Его жену отослали Масамунэ-доно, ее отцу. А в качестве вклада в языческую церковь положено ему десять тысяч коку в год. Он остановится этой ночью в доме дяди, примерно в четырех лигах отсюда, в месте под названием Какэгава.
Август 20, 1616
Мы пообедали в Какэгаве, городе, где стоит замок, где Калса-сама провел всю ночь. Мы встретили его и других на дороге в числе трех или четырех отрядов, но не смогли понять, с каким из них он был, потому что он укрыл себя в норимоне. Говорят, что многие другие едут с ним в ту церковь или пагоду, где, как считают, они все вспорют себе животы, некоторые из них получают 40 или 50 ман коку в год, что в 8 или в 10 раз больше, чем у короля Хирадо. И также слышны речи, что Император готовит войска, чтобы выступить на Масамунэ-доно."
Войска готовили, но никакой войны не случилось и в августе-сентябре. И очень странно для войны, что жену Тадатэру, дочь господина дракона, Ироху-химэ, старшую, любимую, не задержали в заложницах, а отослали к отцу.
Есть версия, что Токугава Хидэтада не любил и боялся младшего брата, но более чем любил владения этого брата, и обвинение в измене было способом избавиться от первого, приобретя вторые, а дальше этого планы сёгуна не шли. Но тогда зачем собирать армию и первому кричать о войне с севером?
Случай третий.
"Октябрь 15, 1616
Здесь говорят, что Император твердо намерен предать смерти Масамунэ-доно и короля Факоаты [Фукуока] с другим тоно или королем."
Это господин Кокс сидит в Эдо и не вылезает из цитадели, пытаясь добиться от Хидэтады разрешения по-прежнему держать фактории в обеих столицах, старой и новой. Таким образом, он находится непосредственно в центре событий, сведения получает из первых-вторых рук.
В отношении октября мы хотя бы приблизительно знаем причину сёгунского гнева – до Хидэтады дошло существо сэндайской дипломатической переписки с папой Римским и Его Католическим Величеством Филиппом Третьим, а также то обстоятельство, что в оной переписке Датэ именовал себя "королем".
Причина для войны – серьезней некуда, однако, ничего не происходит. Войска собираются, войска стоят. Наступает зима, снег закрывает перевалы... а весной война рассасывается вместе со снегом. Везде, в том числе и в дневниках Кокса. Все дальнейшие упоминания Сэндая в этом документе – история о попытках Кокса сманить у Масамунэ-доно его персонального переводчика.
Что случилось?
Часть вторая: противовозгорательная
А как все это выглядело со стороны севера?
На севере столичные демарши восприняли всерьез и приготовились встречать гостей с истинно сэндайским размахом.
Отрывок из воинской повести "Тоо роси ёва" о сэндайских планах образца 1616 с пояснениями на современном японском. (Пояснения в квадратных скобках, примечания в фигурных. Время в тексте, естественно, как и положено, неопределенное. Наклонение на самом деле – сослагательное. То есть всех описанных ниже боестолкновений не произошло, это _планы_ сэндайского штаба.)
"Во второй год Гэнна [1616] после разгрома Осакского замка правительственными войсками, Сэндай оказался помехой на пути выступления правительственной конницы" [в смысле – войска вообще] {или: "стал чинить помехи этому походу", но скорее первое}.
"Тогда господин Садаяма [Масамунэ] изволил разослать внутреннее распоряжение го-найси, в каковом повелел забрать [из основной резиденции?] женщин и детей, принадлежащих к его высокому роду" {что такое “нинсити”, неясно; может быть, имеется в виду “ситинин” – “в количестве семи человек”}, "а затем запрудить реку Сэндай-кава возле Фудзицука и выслать/поставить в Фудзицука дозоры.
Из своего Урабаяси он повелел отправить свою конницу [войско] в Сунаоси и водрузить там своё знамя на вершине горы к югу от своего порохового склада {или склада медикаментов – зелейного, в общем} в Тэппо:. В [новом] распоряжении го-найси [где он спрашивал,] прибыло ли войско противника, он повелел в случае, если это произошло, [всем] выдвинуться в это другое место".{т.е. в ставку в Тэппо:, судя по всему}
{Дальше идёт примечание на современном языке о том, какие именно помехи Датэ чинил правительственным войскам}:
"Перегородил дамбой реку Сэндай-гава [ныне Натори-гава], сделал так, чтобы затопить внутреннюю часть Сэндая, и помешал продвижению войск Ставки, и в итоге загнал войска Ставки в узкое место; при этом он и контратаковал, и побуждал к выступлению толпы мятежников в тылу у войска Ставки, и пытался заставить этот тыл взбунтоваться."
{Дальше опять со:ро:бун.}
"Собрал большое войско для битвы на своём рубеже [или: в своих пределах], и на случай, если, паче чаяния, он опоздает, написал и разослал следующее го-найси: "Если направите своих коней в Ёкогава, то там вам и будет самое место, — так он сказал.
А сам, на случай, если отпущенная ему доля исчерпается теперь, выбрал место, где хотел бы встретить смертный час, и решил, что это будет зал просветления в храме Дзуйгандзи".
Храм Дзуйгандзи – одно из знаменитых японских святилищ, которое господин дракон в буквальном смысле поднял из руин, привел в порядок и обустроил под себя (в частности, пристроив к нему персональную кухню). А расположен он рядом с заливом Мацусима, от столицы княжества на север, и положение его таково, что если война туда дошла, значит дело потеряно.
Правда, судя по предыдущему, дойти туда войне было бы тяжело. Территория южного Сэндая очень благоприятствует "голландскому" способу войны – "лучше потопить, чем потерять", а плотин в ходе программы землеустройства там подняли достаточно. И два кольца крепостей – не шутка, и армия вооружена и оснащена по последнему слову японской и почти по последнему слову европейской техники, и Токугава Хидэтада как полководец не равен отцу, да и при недавней осаде Осаки все успели осознать, какое неприятное мероприятие – пытаться пробиться через компетентную оборону. И над Датэ нет бездарного политического руководства, способного со страху продать все на свете (как это было в Осаке), он сам себе политическое руководство. И стоит задуматься, сколько владетелей по всей стране с радостью ударит Токугава в спину... а это еще не включая в расчет партизанскую войну со стороны местного населения – в пользу Датэ, естественно (поскольку прецеденты были) и мятежи в собственных войсках.
В общем, если в Сэндае планировали последний решительный бой, а там как карта ляжет, то в Эдо смотрели на карту – и чем дольше смотрели, тем меньше им, видимо, хотелось участвовать в этом мероприятии в качестве второй стороны.
И осенью 1617 года Хидэтада совершит странное для нас, но привычное для семейства Токугава действие: официально удочерит собственную племянницу - дочь Икэды Тэрумасы, владетеля Химейдзи, и Току-химэ, старшей сестры (биография сестры могла бы стать предметом отдельного романа: сначала отец выдал ее замуж в клан Ходзё для закрепления союза. Потом Ходзё решили, что могут себе позволить не кланяться всяким обезьянам, что закончилось осадой, а потом и сдачей их крепости Одавара. Дочь Иэясу и ее мужа регент не тронул, отправил в ссылку на гору Коя. Муж умер в ссылке и Току-химэ вернулась в семью, но тут господин регент решил в очередной раз крепить связи между своими новыми вассалами и потребовал, чтобы Иэясу выдал освободившуюся дочь за одного из лучших генералов Тайко, Икэду Тэрумасу. Регенту эта идея вышла боком – под Сэкигахарой Икэда поддержал тестя, а Иэясу и Току-химэ оба остались в выигрыше. Первый приобрел хорошего союзника, а вторая – прекрасного мужа, с которым прожила долго и очень счастливо). Это не инцест, это политика – у Хидэтады нет свободных собственных дочерей. Единственная пока незамужняя, Масако, уже обручена с императором, через год станет его женой (а впоследствии матерью будущей императрицы, первой женщины на престоле за столетия и столетия). Поэтому племянницу, в которой тоже течет кровь Иэясу, передвигают вверх по родословному древу. Теперь она дочь сёгуна. 13 декабря того же года уже в новом качестве ее отдадут замуж за Датэ Тадамунэ, наследника рода. Жениху 19 лет, невесте, как я понимаю - 10. На языке времени это не только официальное восстановление связи с правящей фамилией, это еще и выдача заложника. Мир.
Англия сдалась.
Часть третья, идиллическая
Но возможно, мы утрируем? Слухи всегда страшнее действительности, военные повести склонны к преувеличениям... На этот случай, как ни странно, есть показания самих участников.
В 1628 году господин дракон принимал в своей эдосской резиденции очередного сёгуна-на-пенсии, того самого Токугаву Хидэтаду, к тому времени проследовавшего в отставку точно по маршруту батюшки. Поскольку, несмотря на то, что за это время многое изменилось, господин дракон изменился не очень, то угощение дорогому гостю он готовил лично. И подавал, конечно, тоже сам. Что стало причиной некоторого затруднения, поскольку обычно сёгунская еда в процессе приготовления и далее пробовалась кем положено, а вот вмешиваться в кулинарный процесс, осуществляемый непосредственно княжеской особой, служба пищевой безопасности не рискнула, а сказать господину дракону, что князьям работу повара выполнять зазорно, не рискнула тоже (и как ее не понять).
Так что когда на сцене появился поднос с едой, особо бдительный свитский подал голос - мол, пусть хозяин сам попробует угощение. Датэ пришел в довольно сильное раздражение: это ума надо не иметь, чтобы говорить подобные нелепости, когда вы видите, что я самолично угощаю гостя. Даже и десять-то лет назад, когда о таком могла зайти речь, не было смысла подобного требовать, потому что отравление как способ, мне, японскими богами ручаюсь, и во сне бы не приснилось. Если уж дошло до дела - на коня и пошел, так мыслил.
И говорят, что Хидэтада, услышавший эту отповедь из-за бамбуковой занавесочки, прямо прослезился: мол, узнаю "дядюшку Датэ".
Сцена эта примечательна всем. И загнанной службой безопасности, и господином драконом, который неизвестно чем больше возмутился - тем, что его записали в отравители, тем, что его записали в глупые отравители, или тем, что кто-то посмел усомниться в его кулинарных способностях. И господином драконом же в амплуа "а коварные интриги - это все не про меня", будто не играл он в эти игры с лучшими и не выигрывал. И, конечно, Хидэтадой в роли царственного "племянника" со слезами умиления за занавеской.
Но то, что за десять лет до того Эдо и Сэндай состояли в открытом конфликте - хотя даже и тогда господин дракон не стал бы господина тогда-еще-сёгуна травить - это в 1628 году признаваемый всеми факт, о котором можно вольно упоминать в чьем угодно присутствии, никого не обидев.
Так сказать, из первых рук.
О причинах же, увы, можно только догадываться...
(излагает, как всегда, Антрекот)
Во время осады Одавара пришли как-то к господину регенту Токугава Иэясу и Ода Нобукацу. Пришли, поговорили, выходят, идут по узкому такому коридору обратно в лагерь - и тут сзади крик. Оборачиваются, а за ними несется сам господин регент, Тоётоми, значит, Хидеёши, со здоровенным кавалерийским копьем наперевес - и Иэясу по имени выкликает.
Ода Нобукацу так этим зрелищем проникся, что из коридора просто... делся. Только что был, сейчас уже нету, а есть где-то снаружи. Телепортация на пересеченной местности. У Иэясу для телепортации габариты были не вполне подходящие, так что он опустился на пол, руку с ножнами влево отвел - очень почтительная поза, а что бить из нее удобно, так это, сами понимаете, совпадение.
Хидэёши набежал, копье тупым концом вперед повернул, говорит:
- Совсем забыл, смотри - какая работа хорошая, тебе хотел подарить. Правда, красивое?
- Красивое, - согласился Иэясу, - спасибо большое.
Подарок с удовольствием прибрал и прямо сам и унес - через плечи.
А над Нобукацу регент больше шуток не шутил. Никакого ж удовольствия.
Баллада о трех несостоявшихся кампаниях, противопожарной безопасности и неприкладной кулинарии
Часть первая, загадочная
В 1616 году между сёгунатом и Сэндаем пробежало чрезвычайно крупное животное неизвестной породы. За полтора года до того – первая осада Осаки, Датэ – ценнейший и любимейший союзник Токугава, его старшему сыну – ненаследному - дарят собственное владение с токугавьего плеча, то есть дают возможность основать новый владетельный род. За год до того – вторая осада Осаки, благорастворение. А в 1616 – полный поворот кругом.
Откуда мы знаем, что он наступил, и когда наступил? А просто в городе Хирадо, что на островке на западном побережье Кюсю, самого южного из больших японских островов, в Английском Доме сидит глава миссии ОИК (достопочтенной Ост-Индской Компании) Ричард Кокс и добросовестно ведет дневник.
В дневник он записывает все торговые операции, все полученные и отправленные подарки, все взятки (потому что отчетность же), все мелкие и крупные ежедневные дела - и конечно все новости, потому что они непосредственно сказываются на финансовом положении компании.
Пишет он на том чудовищном английском, на котором и вела документацию купеческо-пиратская эта организация. Вдобавок, в его случае, язык этот отягощен вкраплениями транслитерированных японских, португальских и невесть каких слов, периодически совокупляющихся друг с другом. Воспроизвести этот бульон в момент зарождения жизни затруднительно, поэтому представляем вам подстрочник.
Случай первый.
"Февраль 29, 1616
Я написал письмо господину Итону, что пришли новости, что похоже, что будет война между Императором [имеется в виду Токугава Иэясу] и его сыном Калса-сама [Мацудайрой Тадатэру, шестым сыном Иэясу], какового поддерживает его тесть Масамунэ-доно, из-за того, что Император не отдал сыну крепость и земли Осаки, как обещал отдать, если будут они добыты. Я порекомендовал ему, если будет похоже, что война случится, уехать и забрать с собой деньги и все прочее перевести в деньги, если будет на то возможность."
Как мы, однако, знаем, никакой войны весной 1616, тем не менее, не случилось. Господин дракон мирно ездил в старую столицу, в новую столицу, в замок Сумпу (он же Сидзуока), где квартировал господин сёгун-на-пенсии, Токугава Иэясу, стихи для оного сёгуна писал и чайник предсмертный получил в подарок.
Тем не менее, это что же в стране происходит, если такой слух - а Кокс далеко не все слухи принимал всерьез - в таком виде доходит до Хирадо, то есть, через пол-Японии?
Возможно, тогда столкновение не состоялось, потому что Токугава Иэясу был при смерти – но на этом дело не закончилось.
Случай второй.
"Август 18, 1616
Здесь [в Араи] мы услыхали новости, что Калса-сама вспорол себе живот, ибо был признан виновным в измене против отца и брата и желании истребить их и и утвердить Фидаи-сама, врага [Тоётоми Хидеёри, к тому времени уже год как покойного]. Думают, что это дорого обойдется его тестю, Масамунэ-доно, и всюду слышны речи, что иезуиты и прочие падре и есть поджигатели этого раздора, подстрекающие детей восстать на родителей, а подданых на их природных господ."
Ну, допустим, Мацудайра Тадатэру и не думал кончать с собой, а пережил всю родню и умер в очень преклонном возрасте, пусть и в ссылке. Однако, его и в самом деле обвиняли в сговоре с христианами – и если вспомнить, что север Японии вообще, а Сэндай в очень громкой частности, принимал беженцев-христиан буквально с распростертыми обьятиями, то возможно, не так уж и зря обвиняли. (Пожалуй, самый интересный момент в деле Тадатэру – то, что _в 1984_ году тогдашний глава дома Токугава громко и демонстративно его помиловал. Не реабилитировал, а помиловал, 350 с лишним лет спустя этот вопрос в семействе все еще считали важным.)
Городок же Араи находится в непосредственной близости от Сумпу, бывшей резиденции недавно умершего Иэясу. Кокс сотоварищи проехал его, направляясь в Эдо, на встречу с действующим сёгуном, Токугавой Хидэтадой. Таким образом, подобранный слух по происхождению – уже столичный, и на следующий день частично подтвердится.
"Август 19, 1616
Здесь [в Митакэ] мы услышали, что Калса-сама проедет здесь завтра по дороге в церковь под названием Койе, что около Мияко [Киото]; одни говорят - чтобы взрезать себе живот, другие - чтобы обрить голову и быть там монахом до конца его дней. Всех его людей отобрали у него и дали ему охрану из людей императора его брата. Его жену отослали Масамунэ-доно, ее отцу. А в качестве вклада в языческую церковь положено ему десять тысяч коку в год. Он остановится этой ночью в доме дяди, примерно в четырех лигах отсюда, в месте под названием Какэгава.
Август 20, 1616
Мы пообедали в Какэгаве, городе, где стоит замок, где Калса-сама провел всю ночь. Мы встретили его и других на дороге в числе трех или четырех отрядов, но не смогли понять, с каким из них он был, потому что он укрыл себя в норимоне. Говорят, что многие другие едут с ним в ту церковь или пагоду, где, как считают, они все вспорют себе животы, некоторые из них получают 40 или 50 ман коку в год, что в 8 или в 10 раз больше, чем у короля Хирадо. И также слышны речи, что Император готовит войска, чтобы выступить на Масамунэ-доно."
Войска готовили, но никакой войны не случилось и в августе-сентябре. И очень странно для войны, что жену Тадатэру, дочь господина дракона, Ироху-химэ, старшую, любимую, не задержали в заложницах, а отослали к отцу.
Есть версия, что Токугава Хидэтада не любил и боялся младшего брата, но более чем любил владения этого брата, и обвинение в измене было способом избавиться от первого, приобретя вторые, а дальше этого планы сёгуна не шли. Но тогда зачем собирать армию и первому кричать о войне с севером?
Случай третий.
"Октябрь 15, 1616
Здесь говорят, что Император твердо намерен предать смерти Масамунэ-доно и короля Факоаты [Фукуока] с другим тоно или королем."
Это господин Кокс сидит в Эдо и не вылезает из цитадели, пытаясь добиться от Хидэтады разрешения по-прежнему держать фактории в обеих столицах, старой и новой. Таким образом, он находится непосредственно в центре событий, сведения получает из первых-вторых рук.
В отношении октября мы хотя бы приблизительно знаем причину сёгунского гнева – до Хидэтады дошло существо сэндайской дипломатической переписки с папой Римским и Его Католическим Величеством Филиппом Третьим, а также то обстоятельство, что в оной переписке Датэ именовал себя "королем".
Причина для войны – серьезней некуда, однако, ничего не происходит. Войска собираются, войска стоят. Наступает зима, снег закрывает перевалы... а весной война рассасывается вместе со снегом. Везде, в том числе и в дневниках Кокса. Все дальнейшие упоминания Сэндая в этом документе – история о попытках Кокса сманить у Масамунэ-доно его персонального переводчика.
Что случилось?
Часть вторая: противовозгорательная
А как все это выглядело со стороны севера?
На севере столичные демарши восприняли всерьез и приготовились встречать гостей с истинно сэндайским размахом.
Отрывок из воинской повести "Тоо роси ёва" о сэндайских планах образца 1616 с пояснениями на современном японском. (Пояснения в квадратных скобках, примечания в фигурных. Время в тексте, естественно, как и положено, неопределенное. Наклонение на самом деле – сослагательное. То есть всех описанных ниже боестолкновений не произошло, это _планы_ сэндайского штаба.)
"Во второй год Гэнна [1616] после разгрома Осакского замка правительственными войсками, Сэндай оказался помехой на пути выступления правительственной конницы" [в смысле – войска вообще] {или: "стал чинить помехи этому походу", но скорее первое}.
"Тогда господин Садаяма [Масамунэ] изволил разослать внутреннее распоряжение го-найси, в каковом повелел забрать [из основной резиденции?] женщин и детей, принадлежащих к его высокому роду" {что такое “нинсити”, неясно; может быть, имеется в виду “ситинин” – “в количестве семи человек”}, "а затем запрудить реку Сэндай-кава возле Фудзицука и выслать/поставить в Фудзицука дозоры.
Из своего Урабаяси он повелел отправить свою конницу [войско] в Сунаоси и водрузить там своё знамя на вершине горы к югу от своего порохового склада {или склада медикаментов – зелейного, в общем} в Тэппо:. В [новом] распоряжении го-найси [где он спрашивал,] прибыло ли войско противника, он повелел в случае, если это произошло, [всем] выдвинуться в это другое место".{т.е. в ставку в Тэппо:, судя по всему}
{Дальше идёт примечание на современном языке о том, какие именно помехи Датэ чинил правительственным войскам}:
"Перегородил дамбой реку Сэндай-гава [ныне Натори-гава], сделал так, чтобы затопить внутреннюю часть Сэндая, и помешал продвижению войск Ставки, и в итоге загнал войска Ставки в узкое место; при этом он и контратаковал, и побуждал к выступлению толпы мятежников в тылу у войска Ставки, и пытался заставить этот тыл взбунтоваться."
{Дальше опять со:ро:бун.}
"Собрал большое войско для битвы на своём рубеже [или: в своих пределах], и на случай, если, паче чаяния, он опоздает, написал и разослал следующее го-найси: "Если направите своих коней в Ёкогава, то там вам и будет самое место, — так он сказал.
А сам, на случай, если отпущенная ему доля исчерпается теперь, выбрал место, где хотел бы встретить смертный час, и решил, что это будет зал просветления в храме Дзуйгандзи".
Храм Дзуйгандзи – одно из знаменитых японских святилищ, которое господин дракон в буквальном смысле поднял из руин, привел в порядок и обустроил под себя (в частности, пристроив к нему персональную кухню). А расположен он рядом с заливом Мацусима, от столицы княжества на север, и положение его таково, что если война туда дошла, значит дело потеряно.
Правда, судя по предыдущему, дойти туда войне было бы тяжело. Территория южного Сэндая очень благоприятствует "голландскому" способу войны – "лучше потопить, чем потерять", а плотин в ходе программы землеустройства там подняли достаточно. И два кольца крепостей – не шутка, и армия вооружена и оснащена по последнему слову японской и почти по последнему слову европейской техники, и Токугава Хидэтада как полководец не равен отцу, да и при недавней осаде Осаки все успели осознать, какое неприятное мероприятие – пытаться пробиться через компетентную оборону. И над Датэ нет бездарного политического руководства, способного со страху продать все на свете (как это было в Осаке), он сам себе политическое руководство. И стоит задуматься, сколько владетелей по всей стране с радостью ударит Токугава в спину... а это еще не включая в расчет партизанскую войну со стороны местного населения – в пользу Датэ, естественно (поскольку прецеденты были) и мятежи в собственных войсках.
В общем, если в Сэндае планировали последний решительный бой, а там как карта ляжет, то в Эдо смотрели на карту – и чем дольше смотрели, тем меньше им, видимо, хотелось участвовать в этом мероприятии в качестве второй стороны.
И осенью 1617 года Хидэтада совершит странное для нас, но привычное для семейства Токугава действие: официально удочерит собственную племянницу - дочь Икэды Тэрумасы, владетеля Химейдзи, и Току-химэ, старшей сестры (биография сестры могла бы стать предметом отдельного романа: сначала отец выдал ее замуж в клан Ходзё для закрепления союза. Потом Ходзё решили, что могут себе позволить не кланяться всяким обезьянам, что закончилось осадой, а потом и сдачей их крепости Одавара. Дочь Иэясу и ее мужа регент не тронул, отправил в ссылку на гору Коя. Муж умер в ссылке и Току-химэ вернулась в семью, но тут господин регент решил в очередной раз крепить связи между своими новыми вассалами и потребовал, чтобы Иэясу выдал освободившуюся дочь за одного из лучших генералов Тайко, Икэду Тэрумасу. Регенту эта идея вышла боком – под Сэкигахарой Икэда поддержал тестя, а Иэясу и Току-химэ оба остались в выигрыше. Первый приобрел хорошего союзника, а вторая – прекрасного мужа, с которым прожила долго и очень счастливо). Это не инцест, это политика – у Хидэтады нет свободных собственных дочерей. Единственная пока незамужняя, Масако, уже обручена с императором, через год станет его женой (а впоследствии матерью будущей императрицы, первой женщины на престоле за столетия и столетия). Поэтому племянницу, в которой тоже течет кровь Иэясу, передвигают вверх по родословному древу. Теперь она дочь сёгуна. 13 декабря того же года уже в новом качестве ее отдадут замуж за Датэ Тадамунэ, наследника рода. Жениху 19 лет, невесте, как я понимаю - 10. На языке времени это не только официальное восстановление связи с правящей фамилией, это еще и выдача заложника. Мир.
Англия сдалась.
Часть третья, идиллическая
Но возможно, мы утрируем? Слухи всегда страшнее действительности, военные повести склонны к преувеличениям... На этот случай, как ни странно, есть показания самих участников.
В 1628 году господин дракон принимал в своей эдосской резиденции очередного сёгуна-на-пенсии, того самого Токугаву Хидэтаду, к тому времени проследовавшего в отставку точно по маршруту батюшки. Поскольку, несмотря на то, что за это время многое изменилось, господин дракон изменился не очень, то угощение дорогому гостю он готовил лично. И подавал, конечно, тоже сам. Что стало причиной некоторого затруднения, поскольку обычно сёгунская еда в процессе приготовления и далее пробовалась кем положено, а вот вмешиваться в кулинарный процесс, осуществляемый непосредственно княжеской особой, служба пищевой безопасности не рискнула, а сказать господину дракону, что князьям работу повара выполнять зазорно, не рискнула тоже (и как ее не понять).
Так что когда на сцене появился поднос с едой, особо бдительный свитский подал голос - мол, пусть хозяин сам попробует угощение. Датэ пришел в довольно сильное раздражение: это ума надо не иметь, чтобы говорить подобные нелепости, когда вы видите, что я самолично угощаю гостя. Даже и десять-то лет назад, когда о таком могла зайти речь, не было смысла подобного требовать, потому что отравление как способ, мне, японскими богами ручаюсь, и во сне бы не приснилось. Если уж дошло до дела - на коня и пошел, так мыслил.
И говорят, что Хидэтада, услышавший эту отповедь из-за бамбуковой занавесочки, прямо прослезился: мол, узнаю "дядюшку Датэ".
Сцена эта примечательна всем. И загнанной службой безопасности, и господином драконом, который неизвестно чем больше возмутился - тем, что его записали в отравители, тем, что его записали в глупые отравители, или тем, что кто-то посмел усомниться в его кулинарных способностях. И господином драконом же в амплуа "а коварные интриги - это все не про меня", будто не играл он в эти игры с лучшими и не выигрывал. И, конечно, Хидэтадой в роли царственного "племянника" со слезами умиления за занавеской.
Но то, что за десять лет до того Эдо и Сэндай состояли в открытом конфликте - хотя даже и тогда господин дракон не стал бы господина тогда-еще-сёгуна травить - это в 1628 году признаваемый всеми факт, о котором можно вольно упоминать в чьем угодно присутствии, никого не обидев.
Так сказать, из первых рук.
О причинах же, увы, можно только догадываться...
(излагает, как всегда, Антрекот)
