Конкистадоры свободы
Feb. 11th, 2013 07:38 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
jaerraethXIX век можно смело назвать временем великих свершений. Достаточно вспомнить промышленную революцию, колониальный раздел мира великими державами, развитие науки, стремительное заполнение "белых пятен" на географических картах... Но даже на этом фоне освоение Соединенными Штатами Америки просторов Североамериканского континента поражает воображение. Достаточно лишь кинуть взгляд на карты Америки в начале века и в его же конце, чтобы оценить масштаб произошедшего за это время – и задаться вопросом, какая же могучая энергия двигала людьми, за столь короткое время покорившими и освоившими столь огромные пространства.
Разумеется, американская экспансия была сложным процессом, очень разнородным по составу участников, по их мотивам и движущим силам. В этой саге есть место самым разным людям: и суровым самодостаточным поселенцам Дикого Запада, и авантюристам "золотой лихорадки", и железнодорожным магнатам, и религиозным сектантам, и правительственным чиновникам, с разной степенью успеха и добросовестности пытавшимся как-то совладать с этим человеческим цунами. О каждой из этих групп можно говорить долго, но сегодня в центре нашего внимания будут одни из наиболее колоритных участников этого великого движения. В свое время их имена гремели в американском обществе и далеко за его пределами. Сейчас они почти совершенно забыты, а их роль остается чаще всего незамеченной. И совершенно напрасно, потому что их история не только увлекательна сама по себе, но и помогает лучше понять многие процессы в истории США, глубже разобраться в психологии американского общества, и даже обнаружить некоторые из скрытых пружин, движущих им до сих пор. Эти люди – американские флибустьеры.
Здесь читатель, скорее всего, испытает удивление – ведь слово "флибустьер" скорее вызывает ассоциации с временами расцвета пиратства в XVII веке, воспетыми в романах и кинофильмах, чем с эпохой железных дорог и пароходов. Тем не менее, в середине XIX века этот термин был на устах у многих, и почти любому следящему за новостями человеку было отлично знакомо его значение. "Флибустьерами" (англ. filibuster, от французского flibustier и испанского filibustero, "наемник, пират, морской разбойник") в то время называли американских граждан, по собственной инициативе осуществлявших вооруженные экспедиции на территорию иностранных государств (с которыми США в то время официально находились в состоянии мира) с целью свержения государственного строя либо отторжения территории.
Сам факт того, что для этого явления понадобился специальный термин, говорит нам кое-что о его размахе. Современный американский историк Роберт Мэй, занимавшийся изучением данного вопроса, пришел к выводу, что в период с 1836 по 1860 г. не было ни одного месяца, когда хотя бы одна флибустьерская экспедиция не находилась бы в стадии подготовки либо реализации. За весь период в них приняли участие многие тысячи американцев. Еще больше людей так или иначе деятельно участвовали в подготовке и финансировании подобных предприятий. Некоторые из экспедиций были крошечными и быстро заканчивались фарсом. Другие оборачивались серьезными вторжениями на территорию иностранных государств, настоящими "малыми войнами". Все их объединяло одно – они совершались по частной инициативе, на частные деньги и частными же лицами, при скорее негативном (или очень осторожном) отношении властей, но при восторженной поддержке публики. Можно сказать, что флибустьерство к середине XIX века превратилось в национальный американский спорт.
В чем же были причины и корни этого явления? Чтобы понять это, нам нужно взглянуть на те идеи, которыми жило американское общество того времени, и в первую очередь – на так называемую идеологию "Предначертанной Судьбы".
"Предначертанная Судьба" (англ. Manifest Destiny) – это чрезвычайно важная для Америки XIX века концепция о высокой исторической миссии Соединенных Штатов, заключающейся в том, чтобы распространить свою власть – а вместе с ней и благотворное влияние американских политических институтов, демократических идеалов и ценностей – на всю территорию Североамериканского континента. Молодое государство, хоть и родилось совсем недавно, но уже добилось ощутимых экономических успехов, и главное – с гордостью осознавало беспримерность своего республиканского эксперимента в мире, где еще доминировали социальные и политические ценности "старого режима". А потому его граждане склонны были рассматривать себя как авангард человечества и легко проникались духом мессианства. Абсолютно убежденные в превосходстве своей системы и своего образа жизни, они готовы были нести их миру – и заодно расширять свое "жизненное пространство". Ведь едва ли не каждый день из Европы в американские порты прибывали новые суда, выплескивая на берег тысячи новых переселенцев. Людей, веривших в то, что за океаном их ждала новая жизнь. И этим поселенцам были нужны земля, ресурсы, работа...
Сам по себе термин "Предначертанная Судьба" был введен в употребление влиятельными нью-йоркскими журналистами Джоном О’Салливаном и Джейн МакМанус Сторм в середине 1840-х годов, но тот комплекс понятий, которые он стал обозначать, к тому времени не был новым для американского общества. Он родился одновременно с Соединенными Штатами. Еще в ходе Войны за независимость американские повстанцы предприняли первую попытку экспорта своих идеалов силой оружия за пределы изначальных "Тринадцати колоний" - вторглись в Канаду. Военная кампания, ознаменовавшаяся взятием Монреаля и осадой Квебека, закончилась провалом, но это была лишь проба пера. И хотя Канада, как мы увидим, продолжала гипнотизировать американских "ястребов" очень долго, наиболее успешное развитие "мессианский экспансионизм" получил на противоположном направлении – южном.
Перспективы на Юге были самые заманчивые. Там вдоль границ Штатов широким поясом располагались колонии слабейшей на тот момент европейской державы – Испании. Колонии эти страдали от хронической внутренней нестабильности и слабого контроля со стороны заморской метрополии. Когда во время Наполеоновских войн Испания была оккупирована французами, в Латинской Америке вспыхнула серия революций. К 1824 г. единственными испанскими колониями в Новом Свете остались Куба и Пуэрто Рико, все остальные страны обрели независимость – но до стабильности им было еще далеко. Американские граждане не остались в стороне от этих событий – например, отряд добровольцев под командованием Огастаса У. Маджи, офицера армии США, принимал активное участие в мексиканском восстании. Историки спорят, можно ли уже считать этих людей флибустьерами, но бесспорно, что латиноамериканские революции послужили школой, кузницей кадров и питательной средой для первого поколения настоящих флибустьеров. Именно тогда некоторые американцы поняли, что даже небольшой, но спаянной группе хорошо вооруженных и мотивированных людей по плечу очень многое – если она окажется в нужное время и в нужном месте. И очень скоро им представилась возможность выйти на сцену уже самостоятельно.
Образование независимой Республики Техас на землях, принадлежавших Мексике, было делом рук группы именно таких крайне энергичных и независимых личностей, предпринятым за свой счет и на свой страх и риск. Почти все основатели Техаса были выходцами из южных штатов США. Речь идет не только о лидерах вроде генерала (впоследствии президента) Сэма Хьюстона, или харизматических фигурах вроде защитников крепости Аламо – Уильяма Трэвиса, Джеймса Боуи, Дэвида Крокетта, но, что куда важнее, о большой массе добровольцев, стекавшихся в охваченный войной Техас. Люди переходили границу поодиночке и группами, зачастую – целыми вооруженными отрядами. Значение таких групп, гордо носивших имена вроде "Новоорлеанские Серые" или "Алабамские Красные Корсары", для победы техасцев трудно переоценить. Без их постоянного притока шансов у новой республики просто не было. Трое из каждых четверых солдат повстанческой армии были добровольцами, перешедшими границу лишь несколько месяцев назад.
Поток особенно усилился после апреля 1836 г. на волне возмущения, когда стало известно, что мексиканское командование казнило пленных повстанцев в Аламо и Голиаде, отказавшись признать их военнопленными. Таким образом, добровольцами двигала не только жажда наживы, но и довольно высокие идейные соображения. Среди них были и весьма уважаемые личности, как, например, Джон Энтони Квитмен – недавний губернатор Миссисипи и действующий офицер милиции штата. Квитмен публично заявил, что отправляется в Техас мстить за бойню в Аламо, и что люди, желающие присоединиться к нему, должны прибыть в назначенное место встречи к определенному часу, имея при себе лошадь, ружье и пару пистолетов. Ему удалось собрать 17 человек, во главе которых он и пересек границу.
Власти США (в лице президента Эндрю Джексона) формально осудили стихийную интервенцию. Президент поручил прокурорам и армейскому командованию на местах принять меры к недопущению массового перехода границы... но этими словами все в основном и ограничилось. У нас нет сведений о том, чтобы местные чиновники или офицеры чинили препятствия добровольцам. Не вызывает сомнения, что они сами в большинстве своем сочувствовали делу техасских повстанцев. Впрочем, справедливости ради, надо отметить, что у них было немного реальных возможностей к "принятию мер", даже если бы они захотели. С теми силами и средствами, которыми располагала американская армия, жестко контролировать всю протяженность границы с Мексикой было невозможно. Обойти стороной немногочисленные и широко разбросанные пограничные гарнизоны не составляло труда.
Триумф Техасской революции оказался самым долгоживущим из успехов флибустьерского движения – его следы каждый без труда обнаружит на современной карте мира: после десятилетнего существования в качестве независимой республики, Техас стал штатом в составе США. Современники прекрасно понимали, кому техасцы обязаны своей победой. Всплеск энтузиазма к флибустьерству был бурным и повсеместным, как на Юге, так и на Севере Штатов.
В 1837 г. в провинциях Нижняя и Верхняя Канада (теперь Квебек и Онтарио) вспыхнуло восстание против британских колониальных властей. Повстанцы, именовавшие себя "Патриотами", выступали за независимость от Британии и республиканскую форму правления. В основном они принадлежали к франко-канадцам, но к ним присоединилось и немало англоязычных колонистов, из числа тех, кто симпатизировал Соединенным Штатам и мечтал о присоединении Канады к южному соседу. Вооруженное выступление было подавлено, после чего многие лидеры и активисты восстания бежали через границу в США. Это немедленно воскресило в сознании американского общества мечту о "воссоединении" с Канадой. У канадских революционеров тут же появились решительные американские союзники, готовые оказать им помощь в лучших флибустьерских традициях – благо, свежий пример Техаса был у всех перед глазами. Многие сотни добровольцев потянулись к границе. В декабре 1837 г. группа из 24 человек переправилась на Нейви-Айленд – маленький островок на реке Ниагара, в пределах видимости от канадского берега, и основали там лагерь для подготовки вторжения. Командовал ими Ренслар Ван Ренслар – представитель одной из самых старых и уважаемых семей из Олбани, штат Нью-Йорк, чей отец был генералом в Войну за независимость. С ним был Уильям Лайон Маккензи – один из предводителей неудавшегося канадского восстания. Ван Ренслар и Маккензи объявили о создании "временного правительства Верхней Канады" и издали прокламацию, обещавшую всем канадцам демократию, свободу вероисповедания и экономическое процветание, и предлагавшую всем добровольцам (без разницы, канадцам или американцам) по 300 акров земли каждому. До Рождества на остров успело прибыть около 500 вооруженных флибустьеров.
Однако британские власти не собирались сидеть сложа руки. 29 декабря отряд канадцев-лоялистов под командованием английского офицера захватил пароход "Каролина", доставлявший на Нейви-Айленд припасы и подкрепления. Лоялисты подожгли судно, отбуксировали его на середину реки, и бросили над самым Ниагарским водопадом. Эффект, однако, оказался обратным ожидаемому – мгновенно разнесся слух, что "Каролина" была захвачена, когда стояла на якоре в американском порту, и что беззащитные американцы были оставлены на ней на верную гибель. То и другое не соответствовало действительности, но в Штатах поднялась волна возмущения. Численность добровольцев на Нейви-Айленде очень быстро выросла до 800 человек. Учитывая ограниченность тех сил, которыми располагали британские власти в Канаде, это была серьезная угроза. И на этот раз правительство Соединенных Штатов не стало закрывать глаза на происходящее – все-таки, Великобритания была потенциальным противником куда посерьезнее Мексики. 5 января 1838 г. президент Мартин Ван Бьюрен сделал резкое заявление, направленное против назревавшей интервенции, и потребовал от членов кабинета принять жесткие превентивные меры. Вмешательство оказалось своевременным и решающим. Федеральное правительство смешало планы заговорщиков, временно задержав Маккензи, а затем пригрозило конфискацией всех судов, используемых для целей вторжения. Флибустьеры до того пользовались услугами окрестных судовладельцев, но теперь тем пришлось призадуматься. Скоро Ван Ренслар обнаружил, что не может больше зафрахтовать ни одной лодки, и лагерь на Нейви-Айленде оказался отрезан от снабжения, перед лицом холодной зимы. 14 января 1838 г. его пришлось эвакуировать.
Попытки вмешательства в канадские дела на этом не закончились – в течение следующих месяцев были отмечены неоднократные случаи перехода границы отрядами вооруженных добровольцев. Пару раз дело дошло даже до перестрелки с канадской милицией. Но после неудачи Ван Ренслара и ввиду возросшей бдительности американских властей никому из флибустьеров больше не удалось собрать свыше двух сотен человек, а этих сил было недостаточно, чтобы закрепиться на канадской территории. "Северный Техас" не состоялся. Тем не менее, флибустьерство не умерло – более того, оно даже еще не вступило в пору настоящего расцвета.
Новый мощный толчок дала Мексиканская война 1846-1848 гг. Результаты ее многим американцам показались весьма скромными, в сравнении с затраченными усилиями и теми возможностями, которые открывал полный разгром мексиканской армии. Многие из американских "ястребов" (например, уже знакомый нам Джон О’Салливан) отстаивали идею полной аннексии Мексики – и последующей экспансии дальше на юг, в страны Латинской Америки. Вместо этого федеральное правительство ограничилось лишь присоединением ряда северных мексиканских территорий. В глазах безудержных энтузиастов "Предначертанной Судьбы" это была вопиющая несправедливость, которая требовала исправления. Едва успели отгреметь последние сражения, горячие головы непоседливых патриотов уже обдумывали планы дальнейших действий. И имя наиболее вероятного направления для таких действий уже звучало в полный голос. Куба!
Положение Кубы было особым, и это делало кубинский проект особенно близким сердцу южных джентльменов. Дело в том, что Куба, все еще остававшаяся испанской колонией, была рабовладельческой страной. Экономика острова была построена на таком же крупном плантационном хозяйстве, которое доминировало и в южных штатах США – только главной сельскохозяйственной культурой на Кубе был не хлопок, а сахар. Несмотря на различия в языке, проблемы у южных и кубинских рабовладельцев были общими. Куба давно уже с почтением и надеждой поглядывала на северного соседа. В мире в тот период набирала обороты кампания (во главе которой стояла Великобритания) за всеобщую отмену рабства и полный запрет работорговли, и к концу 1840-х годов стало понятно, что присоединение к ней Испании – лишь вопрос времени. Влиятельные кубинские плантаторы, объединенные в закрытые политические клубы и тайные общества, вроде "Гаванского клуба" или "Кубинской розы", боялись, что власти метрополии отменят рабство на острове. Единственным способом противодействия такой катастрофе, по их мнению, было восстание и провозглашение независимости – с тем, чтобы обратиться к США с просьбой о принятии Кубы в качестве штата – естественно, рабовладельческого. По понятным причинам, данные идеи находили широкий отклик на Юге – но не только на Юге. Это была редкостная, поистине золотая возможность для всех сторонников "Предначертанной Судьбы".
Летом 1848 года на земле Соединенных Штатов появился харизматичный эмиссар кубинских заговорщиков – венесуэлец по происхождению, Нарсизо Лопес. Его целью было сформировать частную армию из добровольцев (желательно – во главе с кем-нибудь из известных американских военных) для интервенции на Кубу, которая должна была совпасть с мятежом плантаторов-сепаратистов внутри страны. В течение следующих трех лет Лопес превзошел самого себя, организовав не одну, а целых три экспедиции.
Первая из них, численностью от 450 до 600 человек, не добралась до Кубы, поскольку была сорвана флотом США, блокировавшим отряд на острове, где они ожидали прибытия подкреплений и припасов. Лопес не впал в отчаяние – в мае 1850 г. он все-таки высадился на Кубе во главе отряда численностью примерно в 520 человек и захватил городок Карденас, к востоку от Гаваны, после непродолжительного боя заставив капитулировать испанский гарнизон. Однако развить успех ему не удалось – комендант городка успел вывести из строя железнодорожную ветку и известить о произошедшем Гавану. Узнав о приближении испанского отряда, превосходившего его людей по численности вчетверо, Лопес отступил (не без боя) и погрузился обратно на суда.
Но и эта неудача не остановила пламенного революционера-рабовладельца. Вернувшись в Америку, он занялся подготовкой к следующей экспедиции. Теперь ему удалось-таки привлечь на свою сторону не только общественное мнение, но и того самого авторитетного американского военного, которого ему не хватало. Им стал ни кто иной, как наш старый знакомый, Джон Энтони Квитмен, к тому времени генерал-майор армии США, герой Мексиканской войны и чрезвычайно популярная личность. Квитмен в то время снова был губернатором Миссисипи. Он согласился помочь Лопесу в его кампании по набору волонтеров (по некоторым сведениям, даже передал ему часть оружия из арсеналов своего штата), а кроме того – обязался возглавить вторую волну вторжения и принять на себя общее командование силами повстанцев.
К весне 1851 г. новая экспедиция начала приобретать зримые очертания. В этот раз под ружье планировалось поставить не менее 4 тысяч человек. К сожалению для Лопеса, ему не давала покоя собственная импульсивность. Получив в июле 1851 г. известия о восстании против испанцев на Кубе, он скомкал свои незаконченные приготовления, и устремился на помощь во главе того отряда, который был у него под рукой – численностью примерно в 450 человек. При этом он бросил в Новом Орлеане еще несколько сот добровольцев, опоздавших буквально на день к его отплытию. Увы, слухи о восстании оказались преувеличенными. К тому времени, когда Лопес добрался-таки до Кубы со своими людьми, мятеж уже был подавлен. Более того, поспешное отплытие экспедиции было столь шумным, что на Кубе о нем не знал только ленивый. Интервентов ждала ловушка. Отряд Лопеса был разгромлен правительственными войсками, сам он попал в плен и был казнен вместе с рядом своих сподвижников, в их числе – своим ближайшим помощником, американским полковником Уильямом Криттенденом.
По исторической иронии, Лопес и его люди шли в бой под тем самым знаменем, которому суждено было стать флагом социалистической Республики Куба (и который является на самом деле вариацией на тему флага США, что демонстрирует политическую ориентацию Лопеса и кубинских заговорщиков), и в красных "гарибальдийских" рубахах. Это был популярный символ в то время, используемый различными движениями, ратующими за идеалы свободы – а Лопес и его люди, как они считали, сражались именно за свободу... свободу кубинских плантаторов владеть рабами. XIX век был полон таких курьезов.
Что за люди сражались и умирали в кубинских авантюрах Лопеса? Во-первых, относительно небольшая численность отрядов, добиравшихся до кубинской территории, не должна нас обманывать. На самом деле, желающих присоединиться к экспедициям было куда больше. Здесь роль сыграла поспешность самого Лопеса, раз за разом начинавшего вторжение преждевременно, понадеявшись на революцию изнутри самой Кубы, вкупе с действиями американских властей, не желавших конфликта с Испанией, и делавших все, чтобы помешать отплытию флибустьеров (несколько раз арестовывались корабли с добровольцами, в результате чего численность экспедиции разом падала вдвое).
Во-вторых, заметим интересную закономерность. Во всех трех случаях "рекрутский набор" Лопеса был организован по одной и той же схеме. Набор добровольцев производился одновременно в Нью-Йорке и Новом Орлеане. Численность бойцов, набранных в обоих этих центрах, по отзывам участников событий, была всякий раз примерно равной. Но нью-йоркский контингент ни разу так и не добрался до места общего сбора. По странному стечению обстоятельств, он раз за разом оказывался под арестом, блокировался флотом в гавани, и т.д. Реально те силы, с которыми Лопес высаживался на Кубе в 1850 и 1851 годах, были именно "южным", новоорлеанским контингентом его "армии".
Возможно, дело в том, что, хотя симпатии к Лопесу и его делу со стороны публики и прессы имели место как на Севере, так и на Юге, различным было отношение к нему северных и южных властей. Позиция официального Вашингтона была понятна – правительству не нужны были внешнеполитические осложнения. Но от действий местных властей зависело, насколько эффективно эта позиция будет воплощена в жизнь. С трудом верится, чтобы у властей в Новом Орлеане было меньше возможностей помешать отплытию флибустьеров, чем у властей в Нью-Йорке. Ведь они точно так же могли бы заблокировать или задержать нанятые сторонниками Лопеса суда. Возможности были. Не было желания. Чиновники на Юге сами были пропитаны идеями "Предначертанной Судьбы" настолько, что этот фактор перевешивал для них всякую служебную дисциплину. Это очень важный и красноречивый признак. Когда в демократическом государстве одна идея овладевает умами и общественности, и представителей власти, даже заставляя последних действовать вопреки своим прямым служебным обязанностям – мы можем с уверенностью сказать, что эта идея имеет огромную власть над массами.
Что это действительно была массовая идея, а не сиюминутное влияние одной харизматической личности, видно и по тому, что после смерти Лопеса кубинские проекты не сошли на нет. Спустя всего месяц после разгрома экспедиции, в городе Лафайет в Луизиане была основана организация, получившая название "Орден Одинокой Звезды" (имя, вызывающее ассоциации с "Техасской революцией" - именно Техас называли "республикой Одинокой Звезды"). Орден провозглашал своей целью способствовать присоединению Кубы к Соединенным Штатам и вообще "всеми силами расширять границы свободы". Про вооруженные интервенции открыто никто не говорил, но американская публика в то время подобные заявления понимала однозначно – и всецело приветствовала. Орден быстро распространился по всем южным штатам, принимая множество членов, проводя массовые собрания и даже устраивая балы-маскарады для привлечения средств! Отделения открылись и на Севере. В мае 1852 г. испанский консул в Нью-Йорке сообщал, что доктор Рен (глава Ордена) вместе со все тем же гипер-активным журналистом О’Салливаном проводит в городе успешную кампанию по привлечению добровольцев. В сентябре того же года посол Испании в США заявил официальный протест в связи с активностью Ордена во всех портовых городах Юга. По его словам, происходил открытый набор вооруженных отрядов, обучение которых осуществлялось едва ли не у всех на виду, при полном непротивлении властей. Не был забыт и генерал Квитмен – представители Ордена и кубинской диаспоры вышли на него в 1853 г., и он снова согласился возглавить движение, после чего с энтузиазмом включился в процесс рекрутского набора. Целью была провозглашена цифра в 3-4 тысячи человек, грамотно обученных, хорошо вооруженных и снабженных опытными офицерами. Судя по имеющимся у нас поименным свидетельствам о множестве индивидуальных участников и групп, вливавшихся в движение, заговорщики подошли близко к этой цифре.
Вторжение не состоялось – но это произошло не из-за недостатка энтузиазма у интервентов, а из-за изменения обстановки на Кубе. В 1854 г. в Испании произошла революция, и новое правительство, обеспокоенное опасностью со стороны флибустьеров, решило сменить кубинскую политику. Новый подход включал в себя жесткие меры в отношении тайных обществ (основные из них были разгромлены в 1855 г., их главы казнены), и одновременно – ряд уступок кубинским плантаторам, призванных смягчить их недовольство (в их числе – гарантия сохранения рабства на ближайшее время). Это разрядило обстановку, и выбило почву из-под ног тех, кто спал и видел Кубу американским штатом. Генерал Квитмен был реалистом и понимал, что без поддержки изнутри Кубы вторжение не имеет шансов на успех. 29 апреля он сложил с себя полномочия командующего экспедицией. Орден Одинокой Звезды продолжал существовать, но интересы и активность его членов постепенно переключились с Кубы на более перспективные направления экспансии. Благо, недостатка в них не было.
Через несколько дней после отставки Квитмена из гавани Сан-Франциско вышел зафрахтованный бриг "Веста", на котором находились 56 вооруженных людей. Их возглавлял Уильям Уокер, тридцатиоднолетний уроженец Нэшвилла, штат Теннеси, врач по образованию, с переменным успехом занимавшийся журналистикой в Новом Орлеане, затем в Калифорнии. Это была не первая его флибустьерская экспедиция – год назад он уже вторгался с группой последователей в мексиканскую Нижнюю Калифорнию, пытаясь основать там независимую республику. Та попытка носила совершенно опереточный характер – вряд ли кто-то из современников воспринял ее всерьез. Но сейчас у Уокера была куда более реальная цель. Путь "Весты" лежал в Никарагуа, где в то время в разгаре была гражданская война между местными политическими группировками, именуемыми "либералами" и "консерваторами". В кармане у Уокера лежало приглашение от либерального правительства, в котором ему жаловался огромный земельный надел для расселения американских колонистов, в обмен на военную помощь. Отряд высадился в Реалехо, Никарагуа, 16 июня 1855 г. На следующий день Уокер получил звание полковника в армии либералов, а его люди были выделены в отдельное подразделение, названное "Американской фалангой".
Военная карьера Уокера была стремительной. После нескольких боев с отрядами противника, в начале октября 1855 г. войска под его командованием взяли столицу страны, город Гранаду. Уокер казнил захваченного министра иностранных дел консервативного правительства. Угроза дальнейших репрессий настолько устрашила командующего силами консерваторов, генерала Корраля, что тот согласился на переговоры. Результатом стало формирование коалиционного правительства, включавшего представителей обеих сторон. Большая часть войск консерваторов была распущена, генерал Корраль стал военным министром, а Уокер – главнокомандующим вооруженных сил республики. Однако идиллия продолжалась меньше месяца. Уже в ноябре 1855 г. Уокер, раздобыв компрометирующие Корраля письма, обвинил своего главного соперника в заговоре и казнил его. Полгода же спустя, в июне 1856 г., Уокер произвел переворот и сверг президента Никарагуа Риваса, после чего сам "одержал победу" на внеочередных выборах (честность которых вызывала сомнения даже у его собственных последователей). В течение месяца режим Уокера был признан правительством Соединенных Штатов. Впрочем, оно скоро начало жалеть о своем опрометчивом решении.
Уильям Уокер правил Никарагуа в качестве президента примерно год. За это время он успел вновь узаконить в стране рабство (которое было отменено там в 1824 г.) и развернул масштабную агитацию в южных штатах США, чтобы привлечь подкрепления. Это была настоящая рекламная кампания Никарагуа как рая на земле для предприимчивого южного рабовладельца, с молочными реками, кисельными берегами и идеальными условиями для развития новых плантаций. Прибывавшим переселенцам щедро раздавалась недвижимость и земли, конфискованные у противников режима. Ажиотаж был достаточно сильным, и хоть мы и не располагаем точными цифрами по количеству переселенцев, историки оценивают численность только вооруженных флибустьеров, сражавшихся за режим Уокера, примерно в 2500 человек. Помимо них, было немало и гражданских колонистов, некоторые приезжали с семьями. Правда, климат Никарагуа на поверку оказался далеко не таким уж райским. Переселенцев и солдат косили холера и тропическая лихорадка. Да и местные жители, как оказалось, отнюдь не собирались покорно терпеть оккупацию. Уокер никогда не контролировал территорию страны полностью, боевые действия не прекращались, смертность среди флибустьеров от ран и болезней была ужасной.
В декабре 1856 г. Уокер вынужден был оставить Гранаду. Уходя, он сжег столицу. В мае 1857 г. его режим окончательно пал под ударами войск коалиции, в которую входили все соседи Никарагуа и бывшие союзники Уокера из числа никарагуанских либералов, при поддержке британского правительства (которое опасалось расширения американского влияния в регионе), а также при негласном одобрении правительства американского (осознавшего, что поддержка Уокера грозит ему крупными внешнеполитическими проблемами). Сам Уокер и оставшиеся в живых флибустьеры сдались представителям американского флота, и были вывезены в США. Весь остаток своей бурной жизни Уокер – упорно продолжавший провозглашать себя "законно избранным президентом" – посвятит попыткам вернуться в Никарагуа. С этой целью он соберет еще четыре экспедиции, последняя из которых – в 1860 году – закончится его смертью, когда он попадет в руки властей Гондураса и будет расстрелян.
Несмотря на свой неприглядный финал, деятельность Уокера была несомненным апогеем американского флибустьерства. Падение его не должно заслонять от нас, как многого – и с какими незначительными ресурсами – он, собственно, добился. Небольшой группе авантюристов удалось захватить целую страну и управлять ею почти два года! Созданный Уокером режим носил несомненный "про-южный" характер. Уокер, сам будучи южанином, отлично понимал чаяния энергичных джентльменов-рабовладельцев из Луизианы и Миссисипи, и апеллировал к ним открыто и совершенно осознанно. Они хотели экспансии. Они хотели новых территорий и новых рабов, чтобы расширять и множить ту экономическую систему, которая принесла им такой успех на их собственной земле. Ими, как и их собратьями-северянами, мечтавшими о завоевании Канады, двигали два мощнейших и тесно переплетенных мотива – дух революции и дух наживы. Уокер показал им удобное применение их энергии, подсказал, куда могут быть направлены их усилия – и каких результатов там можно добиться с их ресурсами и предприимчивостью, если даже маленькая кучка людей смогла перевернуть целое государство.
Урок Уокера не пропал даром. Идея латиноамериканской экспансии захватила воображение Юга, и не отпускала его даже в самые грозные годы Гражданской войны. По всем южным штатам плодились тайные общества и политические клубы, вроде "Рыцарей Золотого Круга", которые провозглашали своей конечной целью создание обширной рабовладельческой империи, призванной объединить всю Центральную Америку под властью освобожденной от "северного гнета" Конфедерации... лишь поражение Юга в Гражданской войне не дало этим идеям вылиться во что-то более осязаемое.
Конечно же, и Лопес, и Уокер (и многие другие, им подобные) были авантюристами. Но тысячи людей, поддерживавшие их, авантюристами поголовно не были. Если идеи политического авантюризма на протяжении длительного времени с завидной регулярностью всплывают в одном и том же обществе, каждый раз собирая под свои знамена большое число последователей – не только тех, кто готов непосредственно идти и сражаться за них с оружием в руках (свои экстремисты есть всегда и везде), но, что более важно, тех, кто готов жертвовать свои деньги и имущество ради их успеха (а насколько мы можем судить, ни одна из крупных флибустьерских экспедиций не испытывала значительных финансовых проблем) – это что-то говорит нам о природе и духе этого общества, о его ценностях и устремлениях. Возможно, поняв это, нам будет легче понять и осмыслить удивительную динамичность и энергию американского общества XIX века, которые во многом и сделали Америку тем, чем она является сегодня.
(fenrus-02)
Разумеется, американская экспансия была сложным процессом, очень разнородным по составу участников, по их мотивам и движущим силам. В этой саге есть место самым разным людям: и суровым самодостаточным поселенцам Дикого Запада, и авантюристам "золотой лихорадки", и железнодорожным магнатам, и религиозным сектантам, и правительственным чиновникам, с разной степенью успеха и добросовестности пытавшимся как-то совладать с этим человеческим цунами. О каждой из этих групп можно говорить долго, но сегодня в центре нашего внимания будут одни из наиболее колоритных участников этого великого движения. В свое время их имена гремели в американском обществе и далеко за его пределами. Сейчас они почти совершенно забыты, а их роль остается чаще всего незамеченной. И совершенно напрасно, потому что их история не только увлекательна сама по себе, но и помогает лучше понять многие процессы в истории США, глубже разобраться в психологии американского общества, и даже обнаружить некоторые из скрытых пружин, движущих им до сих пор. Эти люди – американские флибустьеры.
Здесь читатель, скорее всего, испытает удивление – ведь слово "флибустьер" скорее вызывает ассоциации с временами расцвета пиратства в XVII веке, воспетыми в романах и кинофильмах, чем с эпохой железных дорог и пароходов. Тем не менее, в середине XIX века этот термин был на устах у многих, и почти любому следящему за новостями человеку было отлично знакомо его значение. "Флибустьерами" (англ. filibuster, от французского flibustier и испанского filibustero, "наемник, пират, морской разбойник") в то время называли американских граждан, по собственной инициативе осуществлявших вооруженные экспедиции на территорию иностранных государств (с которыми США в то время официально находились в состоянии мира) с целью свержения государственного строя либо отторжения территории.
Сам факт того, что для этого явления понадобился специальный термин, говорит нам кое-что о его размахе. Современный американский историк Роберт Мэй, занимавшийся изучением данного вопроса, пришел к выводу, что в период с 1836 по 1860 г. не было ни одного месяца, когда хотя бы одна флибустьерская экспедиция не находилась бы в стадии подготовки либо реализации. За весь период в них приняли участие многие тысячи американцев. Еще больше людей так или иначе деятельно участвовали в подготовке и финансировании подобных предприятий. Некоторые из экспедиций были крошечными и быстро заканчивались фарсом. Другие оборачивались серьезными вторжениями на территорию иностранных государств, настоящими "малыми войнами". Все их объединяло одно – они совершались по частной инициативе, на частные деньги и частными же лицами, при скорее негативном (или очень осторожном) отношении властей, но при восторженной поддержке публики. Можно сказать, что флибустьерство к середине XIX века превратилось в национальный американский спорт.
В чем же были причины и корни этого явления? Чтобы понять это, нам нужно взглянуть на те идеи, которыми жило американское общество того времени, и в первую очередь – на так называемую идеологию "Предначертанной Судьбы".
"Предначертанная Судьба" (англ. Manifest Destiny) – это чрезвычайно важная для Америки XIX века концепция о высокой исторической миссии Соединенных Штатов, заключающейся в том, чтобы распространить свою власть – а вместе с ней и благотворное влияние американских политических институтов, демократических идеалов и ценностей – на всю территорию Североамериканского континента. Молодое государство, хоть и родилось совсем недавно, но уже добилось ощутимых экономических успехов, и главное – с гордостью осознавало беспримерность своего республиканского эксперимента в мире, где еще доминировали социальные и политические ценности "старого режима". А потому его граждане склонны были рассматривать себя как авангард человечества и легко проникались духом мессианства. Абсолютно убежденные в превосходстве своей системы и своего образа жизни, они готовы были нести их миру – и заодно расширять свое "жизненное пространство". Ведь едва ли не каждый день из Европы в американские порты прибывали новые суда, выплескивая на берег тысячи новых переселенцев. Людей, веривших в то, что за океаном их ждала новая жизнь. И этим поселенцам были нужны земля, ресурсы, работа...
Сам по себе термин "Предначертанная Судьба" был введен в употребление влиятельными нью-йоркскими журналистами Джоном О’Салливаном и Джейн МакМанус Сторм в середине 1840-х годов, но тот комплекс понятий, которые он стал обозначать, к тому времени не был новым для американского общества. Он родился одновременно с Соединенными Штатами. Еще в ходе Войны за независимость американские повстанцы предприняли первую попытку экспорта своих идеалов силой оружия за пределы изначальных "Тринадцати колоний" - вторглись в Канаду. Военная кампания, ознаменовавшаяся взятием Монреаля и осадой Квебека, закончилась провалом, но это была лишь проба пера. И хотя Канада, как мы увидим, продолжала гипнотизировать американских "ястребов" очень долго, наиболее успешное развитие "мессианский экспансионизм" получил на противоположном направлении – южном.
Перспективы на Юге были самые заманчивые. Там вдоль границ Штатов широким поясом располагались колонии слабейшей на тот момент европейской державы – Испании. Колонии эти страдали от хронической внутренней нестабильности и слабого контроля со стороны заморской метрополии. Когда во время Наполеоновских войн Испания была оккупирована французами, в Латинской Америке вспыхнула серия революций. К 1824 г. единственными испанскими колониями в Новом Свете остались Куба и Пуэрто Рико, все остальные страны обрели независимость – но до стабильности им было еще далеко. Американские граждане не остались в стороне от этих событий – например, отряд добровольцев под командованием Огастаса У. Маджи, офицера армии США, принимал активное участие в мексиканском восстании. Историки спорят, можно ли уже считать этих людей флибустьерами, но бесспорно, что латиноамериканские революции послужили школой, кузницей кадров и питательной средой для первого поколения настоящих флибустьеров. Именно тогда некоторые американцы поняли, что даже небольшой, но спаянной группе хорошо вооруженных и мотивированных людей по плечу очень многое – если она окажется в нужное время и в нужном месте. И очень скоро им представилась возможность выйти на сцену уже самостоятельно.
Образование независимой Республики Техас на землях, принадлежавших Мексике, было делом рук группы именно таких крайне энергичных и независимых личностей, предпринятым за свой счет и на свой страх и риск. Почти все основатели Техаса были выходцами из южных штатов США. Речь идет не только о лидерах вроде генерала (впоследствии президента) Сэма Хьюстона, или харизматических фигурах вроде защитников крепости Аламо – Уильяма Трэвиса, Джеймса Боуи, Дэвида Крокетта, но, что куда важнее, о большой массе добровольцев, стекавшихся в охваченный войной Техас. Люди переходили границу поодиночке и группами, зачастую – целыми вооруженными отрядами. Значение таких групп, гордо носивших имена вроде "Новоорлеанские Серые" или "Алабамские Красные Корсары", для победы техасцев трудно переоценить. Без их постоянного притока шансов у новой республики просто не было. Трое из каждых четверых солдат повстанческой армии были добровольцами, перешедшими границу лишь несколько месяцев назад.
Поток особенно усилился после апреля 1836 г. на волне возмущения, когда стало известно, что мексиканское командование казнило пленных повстанцев в Аламо и Голиаде, отказавшись признать их военнопленными. Таким образом, добровольцами двигала не только жажда наживы, но и довольно высокие идейные соображения. Среди них были и весьма уважаемые личности, как, например, Джон Энтони Квитмен – недавний губернатор Миссисипи и действующий офицер милиции штата. Квитмен публично заявил, что отправляется в Техас мстить за бойню в Аламо, и что люди, желающие присоединиться к нему, должны прибыть в назначенное место встречи к определенному часу, имея при себе лошадь, ружье и пару пистолетов. Ему удалось собрать 17 человек, во главе которых он и пересек границу.
Власти США (в лице президента Эндрю Джексона) формально осудили стихийную интервенцию. Президент поручил прокурорам и армейскому командованию на местах принять меры к недопущению массового перехода границы... но этими словами все в основном и ограничилось. У нас нет сведений о том, чтобы местные чиновники или офицеры чинили препятствия добровольцам. Не вызывает сомнения, что они сами в большинстве своем сочувствовали делу техасских повстанцев. Впрочем, справедливости ради, надо отметить, что у них было немного реальных возможностей к "принятию мер", даже если бы они захотели. С теми силами и средствами, которыми располагала американская армия, жестко контролировать всю протяженность границы с Мексикой было невозможно. Обойти стороной немногочисленные и широко разбросанные пограничные гарнизоны не составляло труда.
Триумф Техасской революции оказался самым долгоживущим из успехов флибустьерского движения – его следы каждый без труда обнаружит на современной карте мира: после десятилетнего существования в качестве независимой республики, Техас стал штатом в составе США. Современники прекрасно понимали, кому техасцы обязаны своей победой. Всплеск энтузиазма к флибустьерству был бурным и повсеместным, как на Юге, так и на Севере Штатов.
В 1837 г. в провинциях Нижняя и Верхняя Канада (теперь Квебек и Онтарио) вспыхнуло восстание против британских колониальных властей. Повстанцы, именовавшие себя "Патриотами", выступали за независимость от Британии и республиканскую форму правления. В основном они принадлежали к франко-канадцам, но к ним присоединилось и немало англоязычных колонистов, из числа тех, кто симпатизировал Соединенным Штатам и мечтал о присоединении Канады к южному соседу. Вооруженное выступление было подавлено, после чего многие лидеры и активисты восстания бежали через границу в США. Это немедленно воскресило в сознании американского общества мечту о "воссоединении" с Канадой. У канадских революционеров тут же появились решительные американские союзники, готовые оказать им помощь в лучших флибустьерских традициях – благо, свежий пример Техаса был у всех перед глазами. Многие сотни добровольцев потянулись к границе. В декабре 1837 г. группа из 24 человек переправилась на Нейви-Айленд – маленький островок на реке Ниагара, в пределах видимости от канадского берега, и основали там лагерь для подготовки вторжения. Командовал ими Ренслар Ван Ренслар – представитель одной из самых старых и уважаемых семей из Олбани, штат Нью-Йорк, чей отец был генералом в Войну за независимость. С ним был Уильям Лайон Маккензи – один из предводителей неудавшегося канадского восстания. Ван Ренслар и Маккензи объявили о создании "временного правительства Верхней Канады" и издали прокламацию, обещавшую всем канадцам демократию, свободу вероисповедания и экономическое процветание, и предлагавшую всем добровольцам (без разницы, канадцам или американцам) по 300 акров земли каждому. До Рождества на остров успело прибыть около 500 вооруженных флибустьеров.
Однако британские власти не собирались сидеть сложа руки. 29 декабря отряд канадцев-лоялистов под командованием английского офицера захватил пароход "Каролина", доставлявший на Нейви-Айленд припасы и подкрепления. Лоялисты подожгли судно, отбуксировали его на середину реки, и бросили над самым Ниагарским водопадом. Эффект, однако, оказался обратным ожидаемому – мгновенно разнесся слух, что "Каролина" была захвачена, когда стояла на якоре в американском порту, и что беззащитные американцы были оставлены на ней на верную гибель. То и другое не соответствовало действительности, но в Штатах поднялась волна возмущения. Численность добровольцев на Нейви-Айленде очень быстро выросла до 800 человек. Учитывая ограниченность тех сил, которыми располагали британские власти в Канаде, это была серьезная угроза. И на этот раз правительство Соединенных Штатов не стало закрывать глаза на происходящее – все-таки, Великобритания была потенциальным противником куда посерьезнее Мексики. 5 января 1838 г. президент Мартин Ван Бьюрен сделал резкое заявление, направленное против назревавшей интервенции, и потребовал от членов кабинета принять жесткие превентивные меры. Вмешательство оказалось своевременным и решающим. Федеральное правительство смешало планы заговорщиков, временно задержав Маккензи, а затем пригрозило конфискацией всех судов, используемых для целей вторжения. Флибустьеры до того пользовались услугами окрестных судовладельцев, но теперь тем пришлось призадуматься. Скоро Ван Ренслар обнаружил, что не может больше зафрахтовать ни одной лодки, и лагерь на Нейви-Айленде оказался отрезан от снабжения, перед лицом холодной зимы. 14 января 1838 г. его пришлось эвакуировать.
Попытки вмешательства в канадские дела на этом не закончились – в течение следующих месяцев были отмечены неоднократные случаи перехода границы отрядами вооруженных добровольцев. Пару раз дело дошло даже до перестрелки с канадской милицией. Но после неудачи Ван Ренслара и ввиду возросшей бдительности американских властей никому из флибустьеров больше не удалось собрать свыше двух сотен человек, а этих сил было недостаточно, чтобы закрепиться на канадской территории. "Северный Техас" не состоялся. Тем не менее, флибустьерство не умерло – более того, оно даже еще не вступило в пору настоящего расцвета.
Новый мощный толчок дала Мексиканская война 1846-1848 гг. Результаты ее многим американцам показались весьма скромными, в сравнении с затраченными усилиями и теми возможностями, которые открывал полный разгром мексиканской армии. Многие из американских "ястребов" (например, уже знакомый нам Джон О’Салливан) отстаивали идею полной аннексии Мексики – и последующей экспансии дальше на юг, в страны Латинской Америки. Вместо этого федеральное правительство ограничилось лишь присоединением ряда северных мексиканских территорий. В глазах безудержных энтузиастов "Предначертанной Судьбы" это была вопиющая несправедливость, которая требовала исправления. Едва успели отгреметь последние сражения, горячие головы непоседливых патриотов уже обдумывали планы дальнейших действий. И имя наиболее вероятного направления для таких действий уже звучало в полный голос. Куба!
Положение Кубы было особым, и это делало кубинский проект особенно близким сердцу южных джентльменов. Дело в том, что Куба, все еще остававшаяся испанской колонией, была рабовладельческой страной. Экономика острова была построена на таком же крупном плантационном хозяйстве, которое доминировало и в южных штатах США – только главной сельскохозяйственной культурой на Кубе был не хлопок, а сахар. Несмотря на различия в языке, проблемы у южных и кубинских рабовладельцев были общими. Куба давно уже с почтением и надеждой поглядывала на северного соседа. В мире в тот период набирала обороты кампания (во главе которой стояла Великобритания) за всеобщую отмену рабства и полный запрет работорговли, и к концу 1840-х годов стало понятно, что присоединение к ней Испании – лишь вопрос времени. Влиятельные кубинские плантаторы, объединенные в закрытые политические клубы и тайные общества, вроде "Гаванского клуба" или "Кубинской розы", боялись, что власти метрополии отменят рабство на острове. Единственным способом противодействия такой катастрофе, по их мнению, было восстание и провозглашение независимости – с тем, чтобы обратиться к США с просьбой о принятии Кубы в качестве штата – естественно, рабовладельческого. По понятным причинам, данные идеи находили широкий отклик на Юге – но не только на Юге. Это была редкостная, поистине золотая возможность для всех сторонников "Предначертанной Судьбы".
Летом 1848 года на земле Соединенных Штатов появился харизматичный эмиссар кубинских заговорщиков – венесуэлец по происхождению, Нарсизо Лопес. Его целью было сформировать частную армию из добровольцев (желательно – во главе с кем-нибудь из известных американских военных) для интервенции на Кубу, которая должна была совпасть с мятежом плантаторов-сепаратистов внутри страны. В течение следующих трех лет Лопес превзошел самого себя, организовав не одну, а целых три экспедиции.
Первая из них, численностью от 450 до 600 человек, не добралась до Кубы, поскольку была сорвана флотом США, блокировавшим отряд на острове, где они ожидали прибытия подкреплений и припасов. Лопес не впал в отчаяние – в мае 1850 г. он все-таки высадился на Кубе во главе отряда численностью примерно в 520 человек и захватил городок Карденас, к востоку от Гаваны, после непродолжительного боя заставив капитулировать испанский гарнизон. Однако развить успех ему не удалось – комендант городка успел вывести из строя железнодорожную ветку и известить о произошедшем Гавану. Узнав о приближении испанского отряда, превосходившего его людей по численности вчетверо, Лопес отступил (не без боя) и погрузился обратно на суда.
Но и эта неудача не остановила пламенного революционера-рабовладельца. Вернувшись в Америку, он занялся подготовкой к следующей экспедиции. Теперь ему удалось-таки привлечь на свою сторону не только общественное мнение, но и того самого авторитетного американского военного, которого ему не хватало. Им стал ни кто иной, как наш старый знакомый, Джон Энтони Квитмен, к тому времени генерал-майор армии США, герой Мексиканской войны и чрезвычайно популярная личность. Квитмен в то время снова был губернатором Миссисипи. Он согласился помочь Лопесу в его кампании по набору волонтеров (по некоторым сведениям, даже передал ему часть оружия из арсеналов своего штата), а кроме того – обязался возглавить вторую волну вторжения и принять на себя общее командование силами повстанцев.
К весне 1851 г. новая экспедиция начала приобретать зримые очертания. В этот раз под ружье планировалось поставить не менее 4 тысяч человек. К сожалению для Лопеса, ему не давала покоя собственная импульсивность. Получив в июле 1851 г. известия о восстании против испанцев на Кубе, он скомкал свои незаконченные приготовления, и устремился на помощь во главе того отряда, который был у него под рукой – численностью примерно в 450 человек. При этом он бросил в Новом Орлеане еще несколько сот добровольцев, опоздавших буквально на день к его отплытию. Увы, слухи о восстании оказались преувеличенными. К тому времени, когда Лопес добрался-таки до Кубы со своими людьми, мятеж уже был подавлен. Более того, поспешное отплытие экспедиции было столь шумным, что на Кубе о нем не знал только ленивый. Интервентов ждала ловушка. Отряд Лопеса был разгромлен правительственными войсками, сам он попал в плен и был казнен вместе с рядом своих сподвижников, в их числе – своим ближайшим помощником, американским полковником Уильямом Криттенденом.
По исторической иронии, Лопес и его люди шли в бой под тем самым знаменем, которому суждено было стать флагом социалистической Республики Куба (и который является на самом деле вариацией на тему флага США, что демонстрирует политическую ориентацию Лопеса и кубинских заговорщиков), и в красных "гарибальдийских" рубахах. Это был популярный символ в то время, используемый различными движениями, ратующими за идеалы свободы – а Лопес и его люди, как они считали, сражались именно за свободу... свободу кубинских плантаторов владеть рабами. XIX век был полон таких курьезов.
Что за люди сражались и умирали в кубинских авантюрах Лопеса? Во-первых, относительно небольшая численность отрядов, добиравшихся до кубинской территории, не должна нас обманывать. На самом деле, желающих присоединиться к экспедициям было куда больше. Здесь роль сыграла поспешность самого Лопеса, раз за разом начинавшего вторжение преждевременно, понадеявшись на революцию изнутри самой Кубы, вкупе с действиями американских властей, не желавших конфликта с Испанией, и делавших все, чтобы помешать отплытию флибустьеров (несколько раз арестовывались корабли с добровольцами, в результате чего численность экспедиции разом падала вдвое).
Во-вторых, заметим интересную закономерность. Во всех трех случаях "рекрутский набор" Лопеса был организован по одной и той же схеме. Набор добровольцев производился одновременно в Нью-Йорке и Новом Орлеане. Численность бойцов, набранных в обоих этих центрах, по отзывам участников событий, была всякий раз примерно равной. Но нью-йоркский контингент ни разу так и не добрался до места общего сбора. По странному стечению обстоятельств, он раз за разом оказывался под арестом, блокировался флотом в гавани, и т.д. Реально те силы, с которыми Лопес высаживался на Кубе в 1850 и 1851 годах, были именно "южным", новоорлеанским контингентом его "армии".
Возможно, дело в том, что, хотя симпатии к Лопесу и его делу со стороны публики и прессы имели место как на Севере, так и на Юге, различным было отношение к нему северных и южных властей. Позиция официального Вашингтона была понятна – правительству не нужны были внешнеполитические осложнения. Но от действий местных властей зависело, насколько эффективно эта позиция будет воплощена в жизнь. С трудом верится, чтобы у властей в Новом Орлеане было меньше возможностей помешать отплытию флибустьеров, чем у властей в Нью-Йорке. Ведь они точно так же могли бы заблокировать или задержать нанятые сторонниками Лопеса суда. Возможности были. Не было желания. Чиновники на Юге сами были пропитаны идеями "Предначертанной Судьбы" настолько, что этот фактор перевешивал для них всякую служебную дисциплину. Это очень важный и красноречивый признак. Когда в демократическом государстве одна идея овладевает умами и общественности, и представителей власти, даже заставляя последних действовать вопреки своим прямым служебным обязанностям – мы можем с уверенностью сказать, что эта идея имеет огромную власть над массами.
Что это действительно была массовая идея, а не сиюминутное влияние одной харизматической личности, видно и по тому, что после смерти Лопеса кубинские проекты не сошли на нет. Спустя всего месяц после разгрома экспедиции, в городе Лафайет в Луизиане была основана организация, получившая название "Орден Одинокой Звезды" (имя, вызывающее ассоциации с "Техасской революцией" - именно Техас называли "республикой Одинокой Звезды"). Орден провозглашал своей целью способствовать присоединению Кубы к Соединенным Штатам и вообще "всеми силами расширять границы свободы". Про вооруженные интервенции открыто никто не говорил, но американская публика в то время подобные заявления понимала однозначно – и всецело приветствовала. Орден быстро распространился по всем южным штатам, принимая множество членов, проводя массовые собрания и даже устраивая балы-маскарады для привлечения средств! Отделения открылись и на Севере. В мае 1852 г. испанский консул в Нью-Йорке сообщал, что доктор Рен (глава Ордена) вместе со все тем же гипер-активным журналистом О’Салливаном проводит в городе успешную кампанию по привлечению добровольцев. В сентябре того же года посол Испании в США заявил официальный протест в связи с активностью Ордена во всех портовых городах Юга. По его словам, происходил открытый набор вооруженных отрядов, обучение которых осуществлялось едва ли не у всех на виду, при полном непротивлении властей. Не был забыт и генерал Квитмен – представители Ордена и кубинской диаспоры вышли на него в 1853 г., и он снова согласился возглавить движение, после чего с энтузиазмом включился в процесс рекрутского набора. Целью была провозглашена цифра в 3-4 тысячи человек, грамотно обученных, хорошо вооруженных и снабженных опытными офицерами. Судя по имеющимся у нас поименным свидетельствам о множестве индивидуальных участников и групп, вливавшихся в движение, заговорщики подошли близко к этой цифре.
Вторжение не состоялось – но это произошло не из-за недостатка энтузиазма у интервентов, а из-за изменения обстановки на Кубе. В 1854 г. в Испании произошла революция, и новое правительство, обеспокоенное опасностью со стороны флибустьеров, решило сменить кубинскую политику. Новый подход включал в себя жесткие меры в отношении тайных обществ (основные из них были разгромлены в 1855 г., их главы казнены), и одновременно – ряд уступок кубинским плантаторам, призванных смягчить их недовольство (в их числе – гарантия сохранения рабства на ближайшее время). Это разрядило обстановку, и выбило почву из-под ног тех, кто спал и видел Кубу американским штатом. Генерал Квитмен был реалистом и понимал, что без поддержки изнутри Кубы вторжение не имеет шансов на успех. 29 апреля он сложил с себя полномочия командующего экспедицией. Орден Одинокой Звезды продолжал существовать, но интересы и активность его членов постепенно переключились с Кубы на более перспективные направления экспансии. Благо, недостатка в них не было.
Через несколько дней после отставки Квитмена из гавани Сан-Франциско вышел зафрахтованный бриг "Веста", на котором находились 56 вооруженных людей. Их возглавлял Уильям Уокер, тридцатиоднолетний уроженец Нэшвилла, штат Теннеси, врач по образованию, с переменным успехом занимавшийся журналистикой в Новом Орлеане, затем в Калифорнии. Это была не первая его флибустьерская экспедиция – год назад он уже вторгался с группой последователей в мексиканскую Нижнюю Калифорнию, пытаясь основать там независимую республику. Та попытка носила совершенно опереточный характер – вряд ли кто-то из современников воспринял ее всерьез. Но сейчас у Уокера была куда более реальная цель. Путь "Весты" лежал в Никарагуа, где в то время в разгаре была гражданская война между местными политическими группировками, именуемыми "либералами" и "консерваторами". В кармане у Уокера лежало приглашение от либерального правительства, в котором ему жаловался огромный земельный надел для расселения американских колонистов, в обмен на военную помощь. Отряд высадился в Реалехо, Никарагуа, 16 июня 1855 г. На следующий день Уокер получил звание полковника в армии либералов, а его люди были выделены в отдельное подразделение, названное "Американской фалангой".
Военная карьера Уокера была стремительной. После нескольких боев с отрядами противника, в начале октября 1855 г. войска под его командованием взяли столицу страны, город Гранаду. Уокер казнил захваченного министра иностранных дел консервативного правительства. Угроза дальнейших репрессий настолько устрашила командующего силами консерваторов, генерала Корраля, что тот согласился на переговоры. Результатом стало формирование коалиционного правительства, включавшего представителей обеих сторон. Большая часть войск консерваторов была распущена, генерал Корраль стал военным министром, а Уокер – главнокомандующим вооруженных сил республики. Однако идиллия продолжалась меньше месяца. Уже в ноябре 1855 г. Уокер, раздобыв компрометирующие Корраля письма, обвинил своего главного соперника в заговоре и казнил его. Полгода же спустя, в июне 1856 г., Уокер произвел переворот и сверг президента Никарагуа Риваса, после чего сам "одержал победу" на внеочередных выборах (честность которых вызывала сомнения даже у его собственных последователей). В течение месяца режим Уокера был признан правительством Соединенных Штатов. Впрочем, оно скоро начало жалеть о своем опрометчивом решении.
Уильям Уокер правил Никарагуа в качестве президента примерно год. За это время он успел вновь узаконить в стране рабство (которое было отменено там в 1824 г.) и развернул масштабную агитацию в южных штатах США, чтобы привлечь подкрепления. Это была настоящая рекламная кампания Никарагуа как рая на земле для предприимчивого южного рабовладельца, с молочными реками, кисельными берегами и идеальными условиями для развития новых плантаций. Прибывавшим переселенцам щедро раздавалась недвижимость и земли, конфискованные у противников режима. Ажиотаж был достаточно сильным, и хоть мы и не располагаем точными цифрами по количеству переселенцев, историки оценивают численность только вооруженных флибустьеров, сражавшихся за режим Уокера, примерно в 2500 человек. Помимо них, было немало и гражданских колонистов, некоторые приезжали с семьями. Правда, климат Никарагуа на поверку оказался далеко не таким уж райским. Переселенцев и солдат косили холера и тропическая лихорадка. Да и местные жители, как оказалось, отнюдь не собирались покорно терпеть оккупацию. Уокер никогда не контролировал территорию страны полностью, боевые действия не прекращались, смертность среди флибустьеров от ран и болезней была ужасной.
В декабре 1856 г. Уокер вынужден был оставить Гранаду. Уходя, он сжег столицу. В мае 1857 г. его режим окончательно пал под ударами войск коалиции, в которую входили все соседи Никарагуа и бывшие союзники Уокера из числа никарагуанских либералов, при поддержке британского правительства (которое опасалось расширения американского влияния в регионе), а также при негласном одобрении правительства американского (осознавшего, что поддержка Уокера грозит ему крупными внешнеполитическими проблемами). Сам Уокер и оставшиеся в живых флибустьеры сдались представителям американского флота, и были вывезены в США. Весь остаток своей бурной жизни Уокер – упорно продолжавший провозглашать себя "законно избранным президентом" – посвятит попыткам вернуться в Никарагуа. С этой целью он соберет еще четыре экспедиции, последняя из которых – в 1860 году – закончится его смертью, когда он попадет в руки властей Гондураса и будет расстрелян.
Несмотря на свой неприглядный финал, деятельность Уокера была несомненным апогеем американского флибустьерства. Падение его не должно заслонять от нас, как многого – и с какими незначительными ресурсами – он, собственно, добился. Небольшой группе авантюристов удалось захватить целую страну и управлять ею почти два года! Созданный Уокером режим носил несомненный "про-южный" характер. Уокер, сам будучи южанином, отлично понимал чаяния энергичных джентльменов-рабовладельцев из Луизианы и Миссисипи, и апеллировал к ним открыто и совершенно осознанно. Они хотели экспансии. Они хотели новых территорий и новых рабов, чтобы расширять и множить ту экономическую систему, которая принесла им такой успех на их собственной земле. Ими, как и их собратьями-северянами, мечтавшими о завоевании Канады, двигали два мощнейших и тесно переплетенных мотива – дух революции и дух наживы. Уокер показал им удобное применение их энергии, подсказал, куда могут быть направлены их усилия – и каких результатов там можно добиться с их ресурсами и предприимчивостью, если даже маленькая кучка людей смогла перевернуть целое государство.
Урок Уокера не пропал даром. Идея латиноамериканской экспансии захватила воображение Юга, и не отпускала его даже в самые грозные годы Гражданской войны. По всем южным штатам плодились тайные общества и политические клубы, вроде "Рыцарей Золотого Круга", которые провозглашали своей конечной целью создание обширной рабовладельческой империи, призванной объединить всю Центральную Америку под властью освобожденной от "северного гнета" Конфедерации... лишь поражение Юга в Гражданской войне не дало этим идеям вылиться во что-то более осязаемое.
Конечно же, и Лопес, и Уокер (и многие другие, им подобные) были авантюристами. Но тысячи людей, поддерживавшие их, авантюристами поголовно не были. Если идеи политического авантюризма на протяжении длительного времени с завидной регулярностью всплывают в одном и том же обществе, каждый раз собирая под свои знамена большое число последователей – не только тех, кто готов непосредственно идти и сражаться за них с оружием в руках (свои экстремисты есть всегда и везде), но, что более важно, тех, кто готов жертвовать свои деньги и имущество ради их успеха (а насколько мы можем судить, ни одна из крупных флибустьерских экспедиций не испытывала значительных финансовых проблем) – это что-то говорит нам о природе и духе этого общества, о его ценностях и устремлениях. Возможно, поняв это, нам будет легче понять и осмыслить удивительную динамичность и энергию американского общества XIX века, которые во многом и сделали Америку тем, чем она является сегодня.
(fenrus-02)
