Ханьское историческое
Mar. 25th, 2021 12:10 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
jaerraethПраздник
Академик Чэнь Цзо наведался к своему приятелю, чиновнику ведомства ритуала Шао Ся, в день его тридцатичетырёхлетия. Чиновник Шао встретил его, сидя за трактатом.
- Исполнения желаний, брат Шаньшу, - сказал Чэнь после приветствий. - Я, однако, думал, что у вас дома празднество.
- С чего бы? - удивился Шао.
- Так ведь у вас день рождения, а вы как-никак уважаемый чиновник!
- Брат Хуамин, - ответил Шао, - запамятовал я, что в "Аналектах" говорится о возрасте.
Чэню было удивительно слышать такое от служащего ведомства ритуала, но он на память начал цитировать слова Кун-цзы:
- "В пятнадцать лет я ощутил стремление учиться. В тридцатилетнем возрасте я утвердился. Достигнув сорока, освободился от сомнений..."
- Постойте, - встревоженно сказал Шао. - А что же сказано о тридцати четырёх?
- О тридцати четырёх - ничего.
- Стало быть, и праздновать нечего.
Тем же вечером Чэню пришло приглашение: его друг Шао собирал большую компанию в ресторане у Красных ворот. Академик явился и, застав смех и веселье, решил попенять:
- Что же вы празднуете, брат Шаньшу?
- Как же! - откликнулся чиновник. - Посмотрите, какой замечательный день, а сколько таких нам по щедрости дано свыше! Разве не повод для ликования?
Прокламация
Один гражданин, по имени Кунчжан, написал как-то прокламацию. Имя Кунчжан мало кто сейчас вспомнит, да и вообще это такое куртуазное имя, а "по паспорту" звали его Чэнь Линем. Был он китайским чиновником в классическом таком проявлении: и литератор, и бюрократ, и военный. Дело было в трагическое для страны время: император стал заложником чужих амбиций, а владетельные полководцы рвали страну на части. На том этапе государь находился в руках канцлера Цао Цао, а могучий Юань Шао планировал наступление с северо-востока.
Тот, если что, был из семьи родовитой - чиновники, сановники, три поколения предков занимали в госаппарате самые высокие места. А у канцлера родословная пожиже - отец в своё время носил фамилию Сяхоу, но был усыновлён императорским евнухом Цао Тэном. Евнухов никто не любил: они то и дело брали Сына Неба в оборот, и начинались коррупция и произвол. А тот же Юань Шао после одного очень нехорошего эпизода вообще всех дворцовых евнухов перерезал. В общем, Цао Цао - выскочка и кастратово отродье. А Юань Шао - гусар и джентльмен. Всё ясно.
(Ничего не ясно.)
И вот, перед тем как ринуться "освобождать императора от тирании узурпатора", призывает Юань Шао, по совету друзей, литератора Чэнь Линя и говорит ему:
- Напиши мне, брат, прокламацию. Да изобрази Цао Цао в жалком виде.
Ну, может, последнего он и не говорил, а литератор сам додумался.
Прокламация вышла хлёсткой, составленной хорошим, сочным слогом. И так он в ней прошёлся по самому Цао, да по его папе, да по его деду, что раскатал просто подчистую. А господин канцлер о ту пору лежали с мигренью и страшно мучились. Приходят к нему с докладом. Говорят:
- Юань Шао против вас выступает. А ещё в его штабе про вас гадости написали.
- Чего это? Ну-ка почитай, - приказывает он слуге.
Слуга робеет, не смеет, но канцлер требует читать. Ну и начал он читать. И про папу, и про деда, и про самого Цао Цао. Слушает его тиран-узурпатор, глаза у него округляются, тут уж не миновать расправы тому, кто под руку попадётся! Вдруг вскакивает с постели и говорит:
- Прошла! Мигрень прошла! Вот так послание - до того хорошо написано, что у меня голова теперь не болит! Кто писал?
- Вроде как Чэнь Линь.
Пошли походы-сражения. Долго ли, коротко ли - победил канцлер своего врага. Взял его столицу. Приводят к нему воины человека. Кто таков? Это, отвечают, тот самый Чэнь Линь.
- Ты, что ль, обо мне пасквиль написал? - спрашивает Цао Цао.
- Я.
- А покойных моих папашу и дедушку зачем же приплёл?
А Чэнь Линь ему и отвечает:
- Когда стрела на тетиве, не выстрелить нельзя.
Все такие советуют: "Казните его! Казните!" А Цао Цао говорит: нет, говорит, талантливый это человек. Пусть живёт.
И оставил его при своём штабе.
Он и сам писал, этот Цао Цао. Стихи и трактаты.
(Алексей Штрыков)
Академик Чэнь Цзо наведался к своему приятелю, чиновнику ведомства ритуала Шао Ся, в день его тридцатичетырёхлетия. Чиновник Шао встретил его, сидя за трактатом.
- Исполнения желаний, брат Шаньшу, - сказал Чэнь после приветствий. - Я, однако, думал, что у вас дома празднество.
- С чего бы? - удивился Шао.
- Так ведь у вас день рождения, а вы как-никак уважаемый чиновник!
- Брат Хуамин, - ответил Шао, - запамятовал я, что в "Аналектах" говорится о возрасте.
Чэню было удивительно слышать такое от служащего ведомства ритуала, но он на память начал цитировать слова Кун-цзы:
- "В пятнадцать лет я ощутил стремление учиться. В тридцатилетнем возрасте я утвердился. Достигнув сорока, освободился от сомнений..."
- Постойте, - встревоженно сказал Шао. - А что же сказано о тридцати четырёх?
- О тридцати четырёх - ничего.
- Стало быть, и праздновать нечего.
Тем же вечером Чэню пришло приглашение: его друг Шао собирал большую компанию в ресторане у Красных ворот. Академик явился и, застав смех и веселье, решил попенять:
- Что же вы празднуете, брат Шаньшу?
- Как же! - откликнулся чиновник. - Посмотрите, какой замечательный день, а сколько таких нам по щедрости дано свыше! Разве не повод для ликования?
Прокламация
Один гражданин, по имени Кунчжан, написал как-то прокламацию. Имя Кунчжан мало кто сейчас вспомнит, да и вообще это такое куртуазное имя, а "по паспорту" звали его Чэнь Линем. Был он китайским чиновником в классическом таком проявлении: и литератор, и бюрократ, и военный. Дело было в трагическое для страны время: император стал заложником чужих амбиций, а владетельные полководцы рвали страну на части. На том этапе государь находился в руках канцлера Цао Цао, а могучий Юань Шао планировал наступление с северо-востока.
Тот, если что, был из семьи родовитой - чиновники, сановники, три поколения предков занимали в госаппарате самые высокие места. А у канцлера родословная пожиже - отец в своё время носил фамилию Сяхоу, но был усыновлён императорским евнухом Цао Тэном. Евнухов никто не любил: они то и дело брали Сына Неба в оборот, и начинались коррупция и произвол. А тот же Юань Шао после одного очень нехорошего эпизода вообще всех дворцовых евнухов перерезал. В общем, Цао Цао - выскочка и кастратово отродье. А Юань Шао - гусар и джентльмен. Всё ясно.
(Ничего не ясно.)
И вот, перед тем как ринуться "освобождать императора от тирании узурпатора", призывает Юань Шао, по совету друзей, литератора Чэнь Линя и говорит ему:
- Напиши мне, брат, прокламацию. Да изобрази Цао Цао в жалком виде.
Ну, может, последнего он и не говорил, а литератор сам додумался.
Прокламация вышла хлёсткой, составленной хорошим, сочным слогом. И так он в ней прошёлся по самому Цао, да по его папе, да по его деду, что раскатал просто подчистую. А господин канцлер о ту пору лежали с мигренью и страшно мучились. Приходят к нему с докладом. Говорят:
- Юань Шао против вас выступает. А ещё в его штабе про вас гадости написали.
- Чего это? Ну-ка почитай, - приказывает он слуге.
Слуга робеет, не смеет, но канцлер требует читать. Ну и начал он читать. И про папу, и про деда, и про самого Цао Цао. Слушает его тиран-узурпатор, глаза у него округляются, тут уж не миновать расправы тому, кто под руку попадётся! Вдруг вскакивает с постели и говорит:
- Прошла! Мигрень прошла! Вот так послание - до того хорошо написано, что у меня голова теперь не болит! Кто писал?
- Вроде как Чэнь Линь.
Пошли походы-сражения. Долго ли, коротко ли - победил канцлер своего врага. Взял его столицу. Приводят к нему воины человека. Кто таков? Это, отвечают, тот самый Чэнь Линь.
- Ты, что ль, обо мне пасквиль написал? - спрашивает Цао Цао.
- Я.
- А покойных моих папашу и дедушку зачем же приплёл?
А Чэнь Линь ему и отвечает:
- Когда стрела на тетиве, не выстрелить нельзя.
Все такие советуют: "Казните его! Казните!" А Цао Цао говорит: нет, говорит, талантливый это человек. Пусть живёт.
И оставил его при своём штабе.
Он и сам писал, этот Цао Цао. Стихи и трактаты.
(Алексей Штрыков)
